К тем, кто не зацикливается на мерянии длиною погоне за идеальностью – и при этом вполне хорошо себя чувствует.
Однако признать у себя наличие зависти будет равносильно тому, чтобы плакатным шрифтом расписаться в собственной неидеальности.
Поэтому нарцисс скорее удавится на стропиле, чем сознается – и себе, и другим - в том, что он, такой совершенный, может кому-то там завидовать.
А еще скорее – приложит массу усилий, чтобы удавиться захотелось тому, кто дерзнул предположить наличие в нем, таком совершенном, этого гадкого, отвратительного чувства.
Непризнаваемая нарциссическая зависть находит выход в мир в идее попыток разрушить что-то, что у самого нарцисса в дефиците, а у другого – в наличии. Да простят меня приверженцы почившего в бозе СССРа и поклонники государственного переворота 1917 года буде таковые имеются среди читателей, но отличным общеизвестным примером нарциссической зависти является пресловутое:
Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущённый
И в смертный бой вести готов.
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим, —
Кто был ничем, тот станет всем.
То есть, к «миру насилья» - той части общества, в сравнении с которой авторы данных строк кажутся себе «голодными и рабами» - на голубом глазу предлагается применить насилие. Да такое, чтоб от этого гадского мира, нагло мозолящего глаза своим благополучием, камня на камне не осталось. И ни единого сомнения в правильности данного пути не предполагается, только так – и никак иначе. А как еще-то? Ясное дело – до основанья. А затем…
Затем предполагается – вполне в классике жанра - нарциссическая инфляция – раздувание «никема» до размеров «становления всем». Механика процесса этой таинственной трансформации, ясное дело, застенчиво умалчивается, а с рискнувшим задавать всякие неудобные вопросы быстренько разберется революционная тройка. Тоже – до основанья. Так, что и могилки сильно любопытного потом не отыщут.
О том, как выглядел пресловутый «затем», могут в очень неаппетитных подробностях рассказать остатки тех, кто оказался достаточно прочен для того, чтобы в этом «затеме» выжить.
Господа! Если в этом месте кому-то захочется подискутировать за политику - большая просьба найти для этих дискуссий какую-нибудь другую площадку!
Возвращаясь из исторического экскурса в обычную повседневность, еще раз обращу внимание на особенность нарциссической зависти, в которой главное – разрушить предмет зависти до основанья. Ибо связь с реальностью в этот момент в большом ущербе. И кипящий разум ни на секунду не посещает мысль о том, что если все то, что вызывает зависть, каким-то волшебным образом окажется «затем» в полном распоряжении завидующего – то как он потом будет (пытаться вместе со всей этой херней взлететь) с этой кучей шального добра обходиться.
При этом арсенал разрушительных средств у нарцисса весьма разнообразен: от псевдо-восхищения –
«Ах, какая красивая зеленая кофточка! Она в точности совпадает с цветом вашего лица!», через «доброжелательную критику» -
«Если не хочешь выглядеть дурой – молчи», до откровенного унижения.
Кроме того, зависть лежит в основе сознательной или неосознаваемой конкуренции, составляющей практически единственный доступный для нарциссов вариант общения. Поскольку, как отмечала Елена Калитиевская, нарцисс «не привык пользоваться собственными чувствами для того, чтобы вступать в контакт», то и контактировать нарциссы не умеют. Они умеют только конкурировать. При этом, чем более «ярко окрашена» нарциссическая личность, чем более преуспевающей выглядит, тем активнее обычно эта личность вызывает у окружающих восхищение и желание посоперничать с нею.
Это еще одна причина, по которой детям нарциссичных родителей бывает крайне сложно от них отделиться. Ведь эти дети оказываются неосознанно втянуты в конкуренцию с родителями с самых своих юных лет, и прекращение борьбы за место того, кто же тут всех милее, всех румяней и более, для них зачастую оказывается равносильно тому, что «родитель выиграл». А ребенок – соответственно – «несчастный лузер», как и было ему или ей многократно сказано.
В общем, жизнь в семье нарциссичными родителями –это очень плодородная почва для формирования
созависимых отношений .
Ну и несколько слов про жадность…
Как уже говорилось, нарцисс живет в поле завышенных ожиданий и постоянно предъявляет себя окружению с посылом - я такой совершенный, заметьте это, оцените это! Но всё, получаемое таким способом, его не насыщает. Потому что адресовано-то получается не ему самому, не его внутреннему миру – который нарцисс абсолютно не уважает и всячески пытается спрятать от других – а пресловутому «ложному Я». Вот этому, ярко раскрашенному, фасаду совершенства и замечательности.
Явно заметная со стороны особенность нарциссической жадности – это постоянное стремление к «еще лучшему» и «еще большему» - еде, сексу, отношению к нему, количеству денег… Нет того «хорошо», которое было бы для них «достаточно хорошо».
Замкнутый круг травмы
Завершая разговор о нарциссизме, невозможно оставить за кадром еще два очень важных аспекта, связанных с этой проблематикой – тему избегания стыда и замешанный на этой теме механизм опережающего отвержения.
Как уже было сказано, ключевой паттерн, по которому можно идентифицировать нарциссизм – это пара «идеализация-обесценивание», являющейся вариантом
пограничного расщепления . Когда я не могу в себе интегрировать и хорошее, и плохое, то я присваиваю себе один полюс, а второй проецирую вовне. Идентификация с «плохим» и «ничтожным» полюсом больше свойственна для нарциссизма невротического уровня, идентификация с «грандиозным» полюсом – для уровня пограничного.
Сама по себе идеализация – это не хорошо и не плохо, важно понимать, что за ней стоит:
- является ли она той силой, что движет вперед наше психическое развитие (мы все в процессе жизни проходим через идеализацию родителей, учителя, тренеров, психотерапевтов и прочих значимых фигур и попытки «стать как они»);
- или это попытка справиться с нарциссическим ужасом собственного несовершенства и почувствовать себя более благополучным через попытку сближения с каким-то идеализированным объектом (яркие примеры подобных попыток пачками и тачками поставляют разной степени безумности фанаты всяческих «звезд»);
- или же идеализация выступает в отношениях защитным маневром, скрывающим такие чувства как враждебность, зависть, агрессия (если не получается сравняться с предметом зависти, можно начать его идеализировать, скрывая таким образом свою зависть не только от него, но и от самого себя).
По большому счету, другие нужны нарциссам для того, чтобы они их положительно отзеркаливали. И в этом смысле другие люди для них – всего лишь объект удовлетворения их потребностей. В отношениях с нарциссом обычно ощущается, что как человек и личность ты ему малоинтересен, тебя просто пытаются использовать. Например, бесконечно рассказывают о своих достижениях и требовательно ожидают восхищения, причем нон-стоп, в формате «эта музыка будет вечной». Поэтому процесс общения с нарциссом – занятие довольно скучное. Или – невыносимо скучное. Потому что, по сути, приходится раз за разом оказываться в роли восхищенного (непременно, восхищенного!) зрителя одной и той же пьесы. Это вызывает много агрессии, реализовать которую впрямую сложно. И происходит ее реализация через такое вот косвенное отвержение.
Постоянный нарциссический театр одного офигенного актера связан все с теми же страхами – слезши со сцены и смывши грим, очень страшно предстать перед только восхищенным публикумум кем-то не тем.
Не оправдавшим.
Не просоответствовавшим.
Критикуемым.
Тем-кому-отказали.
Или тем-кого-отвергли.
В общем-то, для любого взрослого человека все это – штатные ситуации.
Все мы периодически чему-то не соответствуем и чего-то не оправдываем; всем приходится время от времени встречаться с разными вариантами критики, отказа или отвержения – от мягких и конструктивных до откровенно хамских – мир, увы, не заточен под индивидуальное удобство каждого из нас.
И чувства в таких ситуациях возникают разные – это может быть и стыд, и разочарование, и зависть, и унижение, и бессилие, и отчаяние, и одиночество, и ярость...
Если у человека есть то, что называется конструктивным опытом проживания этих чувств как опыта отношений – что такое бывает, что это не смертельно, это просто часть жизни, это не означает, что я плохой или что весь мир есть унылое овно - то это и оказывается для него просто частью жизни. Неприятной, но абсолютно переживаемой.
Если такого опыта нет – а у нарцисса, имеющего в опыте лишь набор наказаний за несоответствие разной степени жестокости, безо всякой поддержки в переживании связанных с этим чувств – подобные ситуации превращаются в вечную угрозу самому существованию Я.
В итоге нарциссу практически невозможно получить удовольствие, потому что для этого необходимо отпустить контроль. А отпустить контроль страшно, ведь, если не контролировать себя ежесекундно, можно проявить себя каким-то неидеальным образом.
Контроль может проявиться через страх открываться, а может через желание взять власть над ситуацией в свои руки. Власть может обеспечиваться, в том числе, и через механизм опережающего отвержения – «Я очень боюсь быть отвергнутым, поэтому я буду отвергать раньше, чем отвергнут меня».
Это страхует от боли разрыва, от стыда, от одиночества, от понимания того факта, что другие нас или любят и принимают, или нет – и то, как они к нам относятся, зависит более от них, чем от наших стараний быть хорошими и правильными.
Так – безопаснее. Вроде бы.
При этом, чем больше людей отвергнешь – тем меньше их останется рядом. И чем их меньше - тем более значимыми они становятся. И тем катастрофичнее их отказ выполнять функции совершенных нарциссических объектов.
Таким образом нарцисс получается «запечатан» в отношенческой ситуации своего детства. Где есть те-чье-восхищение-нужно-заслуживать и он – изо-всех-сил-восхищение-заслуживающий.
Выход на уровень взрослой жизни, с самостоятельным выбором тех людей, с которыми будет просто хорошо и удобно - безо всякой театральщины, где все от восторга падают и сами собой в штабеля складываются – оказывается заблокирован.
Травма воспроизводит сама себя.
Нелирическое отступление, или Ошибка графа Калиостро
Смотри! Здесь все учтено…
Знакомство… Тайное влечение…
Ревность… Отчаяние…
Все это подлежит моделированию.
И если в конце вспыхнет огонь чувств,
то значит, не Бог его зажег, а человек.
И стало быть, мы равны…
– Вот ты с кем соревнуешься...
– Да! Другие соперники мне неинтересны…
Г. Горин "Формула любви"
Для начала – разведем понятия. Я знаю, что их сто раз уже разводили до меня, но человеческая память избирательна, а повторенье – мать ученья.
Итак, агрессия и злость – это не одно и то же, две совершенно разные вещи, а насилие – это не первое и не второе, а нечто совершенно третье.
Агрессия этимологически происходит от латинского выражения аd-gressere, означающего «идти к...».
То есть – если сдуть с этого слова осуждающий налет, которым любят это слово припудривать люди, возмущенные тем, что некто делает то, что этому некту надо, а не то, чего они от некта хотят, то агрессия – это просто энергия, направленная на достижение цели.
В основе движения к любой цели лежат потребности. В пище, воде, воздухе, безопасности, привязанности и далее вверх по ступенькам всем известной пирамидки Маслоу. По сути, потребности – это то «топливо», на котором всё живое движется в процессе жизни и развития. Причем, изрядная их часть заложена во всем живом по умолчанию. Мы не вольны выбирать, дышать нам или не дышать, расти или не расти, тут за нас все давным-давно решено и выбрано. Процессы запускаются в момент зачатия и дальше уже идут планомерно вплоть до перехода в мир иной. Развитие продолжается всю жизнь и неизбежно предполагает приобретение чего-то нового с параллельным разрушением чего-то прежнего. Так природа захотела, почему – не наше дело. Радоваться ли возникновению нового или убиваться об разрушение прежнего, считая его злом – вопрос не к природе, а к индивидуальной картине мира.
Злобен ли росток, пробивающий семечко, по отношению к семечку, которое разрушается в этом процессе? Злобен ли цыпленок, проклевывающийся из яйца, пот отношению к пустой скорлупе? Злобен ли ребенок, покидающий сперва материнское тело, а потом - и родительскую семью? Вот тут – стоп, машина! Если первые два вопроса вполне можно было отнести к риторическим, то на третий неизбывный полет человеческой фантазии слишком часто способен дать утвердительный ответ.
Существует такой психологический термин
«вина выжившего» Сейчас, по-моему, настало время вводить новый термин, который будет звучать как «вина выросшего» - тот самый комплекс переживаний, который не позволяет людям, давно достигшим биологической зрелости, психологически отделиться от родителей и заняться уже организацией собственной жизни и жизни своих детей без постоянной оглядки на маму с папой. Потому что практически из всего, с чем приходят как с «психологическими проблемами» чуть раньше, чуть позже, но обязательно начинают торчать уши этой самой вины. Страха оказаться «плохим мальчиком» или «плохой девочкой» = нарушить те запреты, которые явно или скрытно транслировали родители. И быть за это нарушение сурово наказанным.
Для того чтобы родиться физически, человеку необходимо покинуть материнское тело, отделиться от него, начать дышать собственными легкими и вообще функционировать за счет, так сказать, собственных систем жизнеобеспечения – поглощать, переваривать, выводить из организма отходы. Для того чтобы родиться как личность, необходимо, в сущности, то же самое – переход в автономный режим существования… любители эготической позиции «мне никто не нужен» - нет, это не оно, это всего лишь способность определять собственное местоположение в пространстве и социуме, ориентируясь на оптимальное поддержание баланса соотношений того «насколько это нужно мне» и «насколько тут нужен я».
Вот то, что выделено болдом, господа и дамы, оно – ключевое в плане организации удовлетворяющего уровня жизни. Стабильный перекос в какую-либо из сторон – и даже неважно, в какую именно – равно нездоров.
И сейчас самое время выпустить на сцену следующий, не менее заезженный, чем «агрессия», термин, а именно – любовь.
Любовь – как утверждает Эрих Фромм, немало времени потративший на изучение этого явления - это активная заинтересованность в жизни и развитии того, к кому мы испытываем это чувство. Где нет активной заинтересованности, там нет любви.
Всё. Точка прописью. Всякие там «я не могу без него» или «он(а) пропадет без меня», когда речь идет о паспортно взрослых и дееспособных - это не о любви, это по части всё того же созависимого поведения. Где вместо любви связующей функцией между людьми служит вина и страх оказаться плохим и жестоким, бросивший на произвол судьбы.
Граф Калиостро – если вы помните – к финалу таки добился того, о чем мечтал. Он вызвал в Марии чувство, способное надолго привязать ее к нему, готовность бросить любимого мужчину и остаться с графом из сострадания к тому, что он «хороший и несчастный». Но граф оказался достаточно умён для того, чтобы признать свою ошибку.
Источник: http://lual.livejournal.com/201934.html