Вселенная ребенка
"Все взрослые произошли от детей." Г. Остер
"Неудивительно, что люди так ужасны, если имприходится начинать свою жизнь детьми." Кингсли Уильям Эмис
Детство – это Голгофа, взойти на которую, приходится каждому. Главное «пережить» детство. Хотя детство и называют «счастливым», но почему-то память о нем очень быстро тускнеет и прячется в глубинах подсознания. Именно в «безоблачных», «беззаботных» днях захоронены безграничные возможности и удивительные способности человека. Именно там «закапываются в землю» таланты, и ставится «крест» над человеческой судьбой. Там, в заветном ларце, спрятаны счастье и успех, которых так не хватает в настоящем. Детские обиды, которые «быстро забываются» - кульминационные моменты «ломки» человека. В процессинге приходится потратить много часов, чтобы снять с них заряды душевной боли и негодования.
Детство трудно вспомнить и сложно проработать при первом рассмотрении. В подсознании человека территория детства обнесена колючей проволокой, подступы к которой охраняют недремлющие часовые – прострация и отупение, предупреждающие каждого об поджидающих там ловушках скорби, боли, безысходности. Там бушуют ураганные ветры страха и отчаяния. Проливные дожди скуки и апатии вбивают в землю все, что способно двигаться. Разламывающие небосвод молнии ненависти уничтожают все живое. В топях безвременья и бессознательности легко затеряться и сгинуть, так и не найдя заветного клада. Посещают запретный сектор только «сталкеры», или те, кому нечего терять.
Считается, что новорожденный ребенок – глупое, неосознающее существо. Он материал, мягкая глина, из которой родители могут «лепить» то, что считают нужным. О том, что это другой человек со своим характером, интересами, целями, стараются не думать — ведь тогда с ним придется считаться. Тогда пропадет редкая возможность «ваять» из живого существа причудливое творение своей воспаленной фантазии, тогда отпадает необходимость «воспитывать». О том, что рано или поздно, а, как правило, рано это «ваяние» войдет в противостояние с истинной сутью и природой человека и станет неразрешимым противоречием и болью для него на всю оставшуюся жизнь, стараются не думать. Предпочитают «не понимать» как же так получилось, что, несмотря на то, что ребенку прививают «самое лучшее», он неустроен, неуспешен и несчастлив.
Ребенок беззащитен перед родителями, учителями, потому что он им доверяет и изначально верит в их искренность и благие намерения. Ребенок идеализирует и одухотворяет образ родителей, он хочет быть рядом с ними и хочет быть таким, как они.
Часто воспитание сводится к активному непрерывному созданию неверных идей, заблуждений, извращений, ложных ответов по отношению ко всему, что связано с реальностью, с жизнью, с взаимоотношениями между людьми, с осознанием себя, своей роли и своей цели; и превращается в преднамеренное, ежедневное, ежеминутное «затупление» духовного существа. Планомерные действия, предпринимаемые родителями по отношению к своим детям, в этом случае направлены на то, чтобы лишить ребенка его духовного потенциала и духовных сил.
Как вы наверное уже поняли, в этой статье речь пойдет об «особенностях» воспитания детей в проигрышных играх, в которых воспитание превращается в уникальную возможность «свести счеты» с другим духовным существом... со своим ребенком. В играх «без правил» можно все. Доверие и неопытность в них не вызывают снисхождение. А искренняя любовь считается «отягчающим» обстоятельством. Цель этих игр - убедить другого в том, что он еще ничтожнее, чем я сам …
Воспитание в проигрышных играх преследует четыре основные цели:
1. добиться от существа нежелания присутствовать в данном месте и в данное время
2. превышая градиент переносимого, добиться отказа существа принимать действительность такой, какая она есть и в результате этого жестко зафиксировать его на неконфронтируемой области, втянуть в навязчивое противостояние с ней
3. создавая ситуацию «недостижимого совершенства», убедить существо в собственной несостоятельности и неполноценности
4. игнорируя, не подтверждая и не признавая заявления и действия существа, разрушить смысл его жизни и бытия.
Методы, позволяющие достигнуть вышеперечисленных состояний, составляют ядро уничижительных приемов, приводящих духовное существо к падению и небытию. Воспитание опустошает душу, запутывает разум, уничтожает тело и жестко фиксирует существо в узкой полоске ограниченного пространства.
В «воспитательных» целях применяется постепенно нагнетаемое давление на психику ребенка, подкрепляющееся телесными наказаниями. Боль – один из способов доминирования родителей над ребенком. Это подтверждение их власти над ребенком. «Я тебя породил, я и убью». Боль тяжелее воспринимается после предварительного ожидания ее. Ожидание боли - это угроза дальнейшего насилия. Отложенное насилие, ожидание наказания за совершенное действие – инструмент дальнейшего контроля над поведением человека. Страх перед наказанием сохраняется даже тогда, когда ребенок вырос, стал взрослым, и само наказание стало неактуальным. Интеллектуальный разум трансформирует детский страх, уже лишенный реальности, во взрослый вариант. Этот процесс продолжительного ожидания заставляет взрослого жить в постоянном подсознательном страхе.
«Придем домой, я тебе покажу», «только попробуй сделать это, узнаешь, что будет», «я с тобой потом поговорю», «ты очень пожалеешь, если это сделаешь», «получишь двойку - отлуплю», «порвешь штаны - накажу» и т. п. — чем больше фраз, предполагающих наказание в будущем, употребляют взрослые, тем сильнее ребенок фиксируется в состоянии страха, «остановленности». Внимание ребенка концентрируется на предполагаемом наказании. Ребенок начинает бояться своих собственных фантазий. Реальность и созданные ребенком иллюзии причудливо переплетаются, как корни старых деревьев. Страх стирает границы между умственными конструкциями и физическим миром.
«В этой комнате все по старому.
Аквариум с рыбкою – все убранство.
И рыбка плавает, глядя в стороны,
Чтоб увеличить свое пространство».
Иосиф Бродский
Физическая реальность не изменилась, однако, погрузившись в «аквариум» своих страхов, человек начинает смотреть на мир через их толстое стекло, которое искажает его восприятие мира. Находясь внутри «аквариума», человек не замечает этого искажения. Возможности человека ограничиваются пространством «аквариума». Находясь внутри «аквариума», освоить, изменить внешнее пространство невозможно. Действия, которые направлены «наружу», оказываются неэффективными.
Нельзя взять яблоко, которое лежит за стеклом, даже если стекло прозрачно и невидимо. Рука наталкивается на преграду. Человек не понимает, что мешает ему иметь желаемое. Невидимое противодействие приписывается «потусторонним», «высшим силам», человек теряет уверенность, ощущает свою беспомощность перед «неведомым», начинает еще больше бояться, тем самым, делая стекло своего «аквариума» еще более толстым и прочным.
Человек погружается в хаос и смятение. Он не может отделить истинное от ложного. Человек тонет в собственных сомнениях и беспомощности. Он никак не может понять, что, борясь с воображаемыми призраками, он борется сам с собой. Это бессмысленное противостояние выхолащивает способность человека принимать решения и совершать самоопределенные поступки. Человек сам ставит преграды на своем пути и сам же героически их преодолевает. Современные Дон Кихоты продолжают сражаться с ветряными мельницами. Нельзя уничтожить то, чего не существует. Нельзя выиграть, играя с самим собой. Однажды попав в ловушку страха, человек обречен кружиться на одном месте, как щенок в погоне за своим хвостом.
Даже став взрослым, человек будет требовать от окружающих «разрешение» на собственные действия и подтверждение их правильности. Ему нужны будут союзники в борьбе с собственными иллюзиями. Иллюзорный страх – «камень преткновения», который мешает человеку взять ответственность за свою жизнь, лишает его возможности самому распоряжаться своей судьбой. Человеку легче выполнять чужие приказы и распоряжения, чем самому принимать решения.
*****
"Олю можно» «А ты кто? А зачем она тебе нужна?» - мама, как рассерженная квочка, набрасывается на соседского мальчика и закрывает меня своим телом. Он удивленно и растерянно прячется за дверь. — «Мы договорились погулять». Положение спасает соседка, выходящая из соседней квартиры. — «Что, не признала моего, вырос за лето». Мама с досадой отступает назад. Мне стыдно за нее. Она постоянно твердит, что я должна «принести в подоле». Видимо сейчас она исполняла «материнский долг» и спасала мою честь. Мне неловко и уже совсем не хочется гулять. Я натянуто улыбаюсь и говорю, что выйду попозже.
«Что, опять женихаться пошла» — мама пристально смотрит мне в глаза. «Смотри мне, если что, на порог не пущу». Ее слова свистят словно плеть, рассекая радость и проникая вглубь моего сердца. Я съеживаюсь и стараюсь на нее не смотреть. Она почему-то не знает, что мальчики такие же люди, что с ними можно иметь общие дела, дружить и весело смеяться. Я мечтаю пойти с кем-нибудь из них в кино или погулять в парке.
«Мам, мы с ребятами идем в кафе» — счастливо сообщаю я. «Нет, я сказала, нет» — веско и безапелляционно бросает через плечо мама. «Почему?» — я почти плачу. «Потому что я сказала, нет» — мама не утруждает себя объяснениями. Я не могу ее ослушаться, мне приходится подчиниться.
Я не понимаю, почему я должна ходить всегда одна? Мне горько, мама меня как будто постоянно попрекают тем, что я девочка. Она постоянно твердит, что хотела сына. Мама почему-то уверена, что все девочки шлюхи и дуры. Она видит вокруг меня одну только грязь, нечистоплотность и разврат. Я понуро плетусь, сдерживая от обиды слезы. Чем я хуже мальчика?
Я никогда не хожу на дискотеки, мне нечего одеть. Мама специально не покупает мне одежду, чтобы на меня никто не обращал внимания. «Гуляю» я по магазинам, слоняясь от прилавка к прилавку. Здесь всегда много народу и можно затеряться в гулкой толпе, до тебя никому нет дела.
Мама «бережет» меня и высмеивает мои первые платонические привязанности. Я даже не пытаюсь сопротивляться и спорить. Наладить отношения мне не удается ни с кем. Когда со мной знакомятся молодые люди, я теряюсь, моя речь становится «косноязычной», щеки – бордовыми, мне хочется убежать. Мама умильно называет меня «скромной девочкой». Ужас предполагаемой близости с мужчиной сковывает мой ум. Все мужчины должны хотеть «залезть ко мне под юбку», а я должна всем говорить «нет». Мне удивительно, как женщины вообще разговаривают с мужчинами.
После школы, я уезжаю учиться в другой город. Случайно мне удается выйти замуж. Я сама не понимаю, как это происходит.
Наверное, я люблю своего мужа, только не знаю, что с ним мне надо делать, и что значит «строить свою семью».
Моя мама подвергает тщательному «анатомическому» разбору моего избранника. Она с вдохновением указывает мне на его «низкое» происхождение, слабое здоровье, его профессиональную «бесперспективность». Она говорит, что я «могла бы распорядиться своей судьбой получше». Она не понимает, что любой мужчина в моей жизни – редкая удача. Мама безапелляционно выносит вердикт нашему счастью.
После рождения нашего ребенка, мы незаметно расстаемся. Теперь мама считает, что я должна посвятить себя сыну и следит за тем, чтобы все вечера я проводила дома.
Я часто мечтаю о том, что когда-нибудь я встречу «своего» мужчину, он понравится маме, и она будет довольна.
Запугивание, наказание за малейшую оплошность, особенно в момент полной безмятежности и благополучия, приводят к имплозии (взрыву наоборот – схлопыванию, интроверсии).
*****
У меня все «расплывается» перед глазами. Я неуклюже карабкаюсь по высоким ступеням крыльца. Мне кажется, что я делаю это очень быстро. Я забиваюсь под кровать. Здесь темно и меня не видно. Я дрожу всем телом, и, некрасиво открывая рот, пытаюсь заглотнуть пыльный воздух. Он с рыданиями выталкивается обратно. Грудная клетка совершает странные, неритмичные движения. Я почти задыхаюсь. Я никогда отсюда не вылезу. Я чувствую, что я для всех в этом большом доме – чужая. Здесь нет ничего моего. Я – гость. Я – никому не нужна.
«Танюша – хочешь шелковицы»? — бабушка, заговорщески протягивает мне кружку с крупными черными ягодами. — «Это я для тебя купила». Я с удовольствием засовываю их в рот. Я знаю, что я – любимая внучка. Я не совсем понимаю, что значит «любимая», но знаю, что это хорошо и что любят только одного.
Я важно выхожу во двор и начинаю неспешно прогуливаться, солидно поедая шелковицу. Все: тетя с годовалым Славкой на руках, мой папа, его брат – мой дядя и дедушка внимательно наблюдают за мной. Я чувствую себя в центре внимания и очень этим довольна. Славка вертится на руках у своей мамы и всем своим видом показывает, как он тоже хочет черные сочные ягоды. «Таня, или дай Славе, или иди, ешь в другом месте» — сдерживая бессильное негодование, холодно говорит дядя. Я вполне насладилась своим триумфом, и, сосредоточенно ковыряясь в кружке, направляюсь к дому. Я не намерена делиться со Славкой. — Когда его полюбят, ему тоже что-нибудь дадут. А сейчас любят меня. Я «любимая» внучка.
«Отдай, дрянь такая» — от резкого окрика у меня перехватывает дыхание. Гневно сверкая глазами и всем своим видом показывая, как ему за меня стыдно, отец пытается вырвать у меня кружку. Я цепляюсь за нее двумя руками. Тогда, одной рукой хватая меня за руку, другой отец с силой хлопает меня по попе. Удар поднимает меня в воздух, и я улетела бы далеко вперед, если бы он не держал меня. Затем зло и нарочито больно, отец выворачивает мне руку и заставляет разжать пальцы.
Извиняясь и как-то суетливо дергая плечами, он ставит перед Славкой мою кружку и украдкой смотрит на брата. Тот одобрительно хмыкает и окидывает меня торжествующим взглядом. Отец с чувством выполненного долга поворачивается ко мне и испепеляет невидящим взглядом — «Марш отсюда» — цедит он, обращаясь ко мне, как в пустоту.
Дедушка стыдливо опускает глаза и как китайский болванчик кивает головой «ничего, ничего». Я слышу победное Славкино чавканье. Его мама выбирает ему ягоды покрупнее. Бабушка участливо смотрит на меня из кухни, и нежно воркует — «Сережа, зачем же так».
Воздух вокруг меня завязывается узлом. Все становится серым и безликим. Как будто я смотрю на мир через грязное бутылочное стекло. Меня окружают чужие люди. Я – случайно забредший сюда гость. Я – чужая. Я страшно кричу. От собственного крика у меня «закладывает» уши. Я срываюсь с места и «взлетаю» на крыльцо. Я хочу спрятаться. Я не могу здесь больше оставаться. Я чувствую спиной удивленные взгляды, уверенных в своей правоте людей. «Четыре года, а уже такой характер. Разбаловали вы ее с отцом, мама»…
Во время крушения внутреннего мира ребенка может произойти «включение» злонамерения. Ярость, разочарование, непонимание, ненависть заполнят душу ребенка. Он захлебнется в своих слезах и горе. Огромные потери, разочарования, шоки испытанные существом в прошлых воплощениях, активируются в настоящем моменте и приведут к разрушению гармонии внутреннего мира ребенка, исказят и разрушат его мечты, стремления, индивидуальность. Злонамерение – это и есть та загадочная «карма», определяющая законы судьбы. Злонамерение – это когда души и тела нескольких существ сплетаются в танце смерти. У этого танца есть начало, но не предусмотрен конец. Теперь каждый день человеческой жизни будет приближать небытие. Ребенок начнет ненавидеть тех, кого любит. Деградационная спираль сделает новый виток.
*****
Я украдкой открываю дверь. Женька уже проснулся, и играется со своими руками. Он замечает меня, радостно улыбается и переворачивается на живот, чтобы меня было лучше видно. Я заговорщицки подношу палец к губам и начинаю строить ему уморительные рожицы. Мы тихонько хихикаем. На последок я показываю ему язык и, осторожно прикрыв дверь, убегаю в свою комнату.
Передо мной, на ковре, сказочный дворец. Там живут папа-король, мама-королева и их многочисленное разновозрастное семейство. Сейчас у них обед и они чинно сидят за большим столом, предаваясь приятной беседе. Я занята тем, что запрягаю гнедых рысаков в коробку из-под конфет. После обеда будет торжественный выезд на прогулку. Я полностью поглощена этим занятием – тоненькие ремешки никак не хотят продеваться в узенькие, аккуратно проковырянные в толстом картоне, дырочки.
Дверь внезапно распахивается. От неожиданности я слишком сильно дергаю картонную карету и обрываю уже привязанные с таким трудом нити. «Дрянь такая, добилась все-таки своего» — бабушка, глубоко дыша и с трудом сдерживая ярость, с ненавистью смотрит на меня. У меня внутри становится пусто и очень свободно, как будто я не девочка, а воздушный шарик. Бабушкины слова эхом звенят в моей голове. «Говорила тебе, сиди здесь. Просила, чтоб не разбудила» — захлебываясь словами и сдерживаясь, чтобы не заорать, с ожесточением шипит она.
Я пытаюсь объяснить, что я ничего не делала, что я не виновата в том, что Женька решил проснуться раньше времени. Бабушка не слушает меня, я чувствую, что она еще больше распаляется от моих слов. Злость вулканом извергается в ее груди и никак не может выплеснуться наружу. Наконец, она прорывается. Несколько секунд бабушка думает, и видимо решив, что наклоняться это слишком обременительно для нее, ногой пихает меня в плечо.
От незаслуженного оскорбления у меня наворачиваются на глаза слезы. Я вскакиваю, неловко наступая на конфетную коробку — «Ты гадкая, ты злая, я ненавижу тебя». Она величественно поворачивается ко мне — «Выродок, такой же, как и твой папаша». Тяжело ступая, она удовлетворенно выходит из комнаты и плотно закрывает за собой дверь.
Я отрешенно смотрю на дверную ручку, ложусь на кровать, прижимаю к себе любимую игрушку и долго думаю, когда же приедет мама и заберет меня отсюда.
Пережив подобное потрясение, духовное существо сжимается в точку. Его буквально «выбрасывает» из настоящего момента. «Я не могу здесь больше находиться». Существо становится «неприсутствующим», это выражается в его глубокой апатии, заторможенности. Существо отказывается брать ответственность, делать, обладать и поддерживать управление кем- либо или чем-либо, включая самого себя.
*****
Я стараюсь идти медленно – медленно. На улице весна. Тепло. Я никуда не хочу торопиться. Я знаю, что меня дома ждут, и будут ругать. Ругать будут все равно, просто так.
Это начнется, как только я переступлю порог дома. Я сразу «не туда» поставлю ботинки, «не на место» брошу портфель. «Не так» вымою руки. Накрошу хлеб на столе. «Не правильно» буду держать ложку. Меня погонят сразу заниматься, одновременно требуя, чтобы я прибрал в комнате. Если я начну прибирать, мне будут кричать, что пора заниматься. Если я сяду за стол, начнут возмущаться, почему я такой «неряха», и как я могу сидеть в такой грязи. Изо дня в день одно и то же.
Я стараюсь не слушать их ругань и думать о чем-то своем. Это не всегда удается. Они умеют «достать за живое».
Вначале я возмущался и кричал, что я хороший и мне не нравится, когда меня ругают, правда, я не мог это выразить словами. Меня считали капризным мальчиком и больно дергали за руку. Потом я пытался выяснить, что же мне нужно делать, чтобы быть хорошим. Я стал спрашивать. Меня не слушали. Меня просто не замечали. Это было обидно, но я быстро привык. Я замолчал. Я стал читать книжки, особенно мне нравится фантастика. Иногда мне удается поиграть на компьютере, тогда я представляю себя героем очередной книги, освобождающим затерянный мир от монстров.
Я люблю оставаться дома один. Я сажусь и просто смотрю в окно. Я наслаждаюсь тишиной, на меня никто не кричит и мне ничего не надо делать. Я могу подумать о чем-то своем. Правда, я не помню, о чем думаю. Мысли спешат и толкаются, я наблюдаю за ними со стороны, не понимая их смысла. Это похоже на бурлящий водопад. Я как будто сижу на берегу и лениво бросаю в него камешки. Вода вспенивается и стремительно проносится мимо, меня завораживает ее быстрый бег. Я отрешенно смотрю в даль, где бурный поток сливается с горизонтом. Я могу сидеть так часами.
Я боюсь трогать вещи, даже когда один, ведь я могу их испортить, разбить или сломать, меня за это накажут. Потом будут долго вспоминать мою небрежность и неловкость. Поэтому я тихонечко сижу и стараюсь не шевелиться. Я рассматриваю прохожих, воробьев и машины. Сквозь них струятся и переливаются мои мысли.
Я знаю, что всем мешаю. Я – лишний. Все дети – лишние. Они мешают взрослым делать их дела. У детей не может быть дел. Они должны делать то, что им говорят.
Когда я вырасту, я уеду отсюда далеко - далеко. Я буду дружить с отчаянными парнями в пятнистых рубашках, шуметь и громко разговаривать, совершать подвиги, меня будут любить красивые женщины. Я буду читать книги, и жить на заколдованных странных планетах. Надо мной будет фиолетовое небо, на котором будут тускло светить три красных холодных солнечных «карлика». На моем плече будет висеть плазменный крупнокалиберный автомат.
Я беру книгу и с упоением переворачиваю страницы. Я мечтаю и жду, когда вырасту.
«Выброшенный» из реальности маленький человек оказывается в полной изоляции – он не может устанавливать нормальные взаимоотношения с окружающими, он все делает невпопад, мешает другим и себе, с ним постоянно что-то случается, он источник неприятностей и скандалов. Между ним и сверстниками вырастает стена отчуждения, недружелюбности, настороженности и холодности. Часто он становится «козлом отпущения» в детских компаниях. Ребенок все больше и больше отдаляется от реальности, погружаясь в свой мир иллюзий, книг, компьютера, телевизора, наркотиков, религии и т.п.
Считается, что глупые, бессмысленные поступки ребенок делает «назло», из-за ярко выраженных отрицательных черт характера. Никому не приходит в голову, что ребенок просто не ориентируется в том, что происходит. Очевидных для других понятий и вещей, для него просто не существует, они для него не реальны, их нет в его «урезанной» вселенной.
Продолжение следует...
Источник: http://www.procesing.ru/articles_1_102.php |
